ПРОДОЛЖЕНИЕ ОТВЕТОВ ЛЮБОЗНАТЕЛЬНЫМ, а также самим себе: Почему мы ПРОИГРАЛИ?
Подвела самоуверенность, основанная на наших бесконечных выигрышах всех туристских чемпионатов? Еще 10—11 марта в письме домой я искренне утверждал о нашем неминуемом успехе. Меня слегка беспокоило только одно: холод, а точнее — быт в этом холоде. Вышло же все наоборот. Мы вообще не мерзли, но и не... дошли. А как мы скандировали для мегионского телевидения: «Мы дойдем, мы дойдем!» Дойдем и принесем славу «Мегионнефтегазу»! Не дошли... И славы не принесли...
рыхлый снег? Объективная трудность — небывало (?) рыхлый снег. С другой стороны — редкостное безветрие. Вероятно, эти факторы тесно связаны между собой: если дует ветер, то образуется наст. Если холоднее, то легче идти?
Неопытность? Все перед стартом в один голос твердили о нашей неопытности в движении по дрейфующим льдам. Да, первые дней десять мы тыкались, как слепые котята, но потом привыкли, и льды уже не могли предъявить нам каких-то новых проблем. Поэтому так называемое «незнание ледовой специфики» нельзя отнести к фактору нашей неудачи.
Вот-вот будет лучше, не правда ли? Еще одно заблуждение, явившееся следствием неопытности и сформировавшееся, как это ни удивительно, после прочтения книг полярных исследователей, состоит в том, что никаких бескрайних ледовых полей нет ни после 82-го, ни после 83-го, ни после какого бы то ни было другого градуса. Действительно, в 100 километрах от мыса Арктического торосы перестали быть жуткими, но ни о каких полях не могло быть и речи. Наши постоянные ожидания, что вот еще чуть-чуть, и станет легче — полная иллюзия.
Сани? Да, с ними вышел прокол. Конструкцию нельзя назвать удачной и проверенной. Неопытность сказалась и во взятии чрезмерного количества одежды. Число носков у некоторых доходило до 15—20 пар! Даже если бы было ветренее и холоднее, то и тогда часть шмоток оказалась бы не востребованной.
Позднее начало? Вот, пожалуй, главный просчет. Предположим, мы бы стартовали на 20 дней раньше. Тогда мы прибыли бы на 85° северной широты в двадцатых числах апреля. Это оставляло бы реальные шансы... Почему мы поздно начали? Конечно, из-за Чукова, которого ждали сначала десять дней в Екатеринбурге (вылет состоялся только 1 марта против планируемого 22 февраля), потом еще дольше на острове Среднем. Но объективности ради надо сказать, что именно благодаря ему мы заполучили радиста (новосибирский радист, с которым я заранее заключил соглашение на наше обслуживание, 17 февраля, т.е. за 5 дней до намечаемого старта, неожиданно отказался, выдвинув в качестве оправдательного аргумента смерть одного из своих родственников), не имели никаких проблем с получением разрешения на въезд в район (но опять же ради объективности скажу, что эта услуга стоила 700 тысяч рублей) и, наконец, Чуков обеспечил нас двумя приборами «Коспас».
Поражение наше оформилось где-то посередине между 83 и 84 градусами. В те дни мы трагически плюхались по колено, а то и глубже в рыхлом снегу. Помню, как Виталик в исступлении пинал сани, а у меня в отчаянии сформировалось убеждение, что, вернувшись домой, никогда в жизни не стану ходить дальше Кировского универсама и остаток дней проведу на диване. Тогда же у меня родилась мысль бросить путешествия и издавать развлекательную газету с ребусами и кроссвордами, которыми я увлекался в счастливом детстве. Идея бросить сани — жест отчаяния, попытка выглядеть лучше в собственных глазах и в глазах спонсоров.