ЭТАП 6

ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЕЙЗАЖ

ОН УЖЕ БЛИЗОК

ТРИУМФ В ТРИ ЧАСА НОЧИ

УРАЛ ЖИВ

Июль 1991 года.

Район: Полярный Урал.

Маршрут: п. Полярный – р. Большая Пайпудына – р. Большая Уса – пер. Уса (н/к, 600) – г. Харнаурдыкев (1246, восх.) – пер. Гидрологов (1А, 710) – оз. Хадытаеганлор (Хадата) – р. Хадата – р. Щучья – оз. Большое Щучье – пер. Нярматотане (н/к, 650) – г. Хуута-Саурей (1239, восх.) – р. Нярмаяха – г. Константинов Камень (483, восх.) – р. Кара – п. Усть-Кара (категория сложности – четвертая).

Продолжительность: 13 дней (20.07.91 – 31.07.91).

Протяженность: общая 476 км, в т.ч. пешком 206 км, сплавом 270 км.

Чистое ходовое время: общее 87 час. 07 мин., в т.ч. пешком 44 час. 34 мин., сплавом 42 час. 33 мин.

Средняя скорость: пешком 4.62 км/час, на сплаве 6.35 км/час.

Участники (23): Николай РУНДКВИСТ (руководитель), Борис ВАСИН, Андрей ЗОРИН, Александр КОРЖ, Леонид ПОЛЯНСКИЙ, Сергей РАЗБОРОВ, Владимир РОМАНЕНКО, Сергей ТКАЧ; Игорь КОСТРОМИН, Наталья ВАСИНА, Михаил ВАХОНИН, Рашид ГАРАЕВ, Ася ГАРАЕВА, Татьяна ДРАГУНОВА, Иван КАСЬЯНЕНКО, Александр КОСТИН, Наталья КОСТРОМИНА, Владимир КРИНИЦЫН, Андрей КУКАРКИН, Алексей ЛОБОВ, Валерий ОКУЛОВ, Виктор ПАВЛОВ, Анатолий ПОМОРЦЕВ. Примечание. Пятнадцать последних – только на сплаве.

ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЕЙЗАЖ

Уфимцы совместно с группой Володи Гольцева, сопровождающей фотографа Женю Савенко, разгрузили вагон продуктов и достигли договоренности об отправке их автомобилями довольно далеко вверх по долине Большой Пайпудыны.

Мы тем временем спим и отъедаемся на последней дневке на высоком берегу Соби. Неприятных последствий нет, хотя пища и плещется где-то у самого горла.

20 июля позавтракали в столовой поселка Полярный. Остатки тортов, галет, соков отдали детям из Харькова, которые приехали сюда «за камнями» под руководством симпатичной дамы, надоедавшей нам вчера вечером по поводу разработки для них оптимального маршрута.

До обеда шлось бодро. Было ощущение, что поход только начинается и ничего предыдущего не было. Частично эта иллюзия поддерживалась неожиданной переменой ландшафта, хотя, скорее, его возвращением. Пронизанная солнцем долина Пайпудыны напомнила верховье Торговой и словно отбросила нас на месяц назад. То же лиственничное редколесье, те же береговые галечные отмели, те же горы по бортам долины. А я уже думал, что впереди голая тундра. Севернее Соби горы разбегаются веером хребтов, и в защищенных от ветра долинах климат менее суров, чем в районе Хордъюса и Пайера, где горы, вытянутые одной узкой цепью, отданы на растерзание всем стихиям.

На исходе дня пейзаж ухудшился — горы расступились, появились какие-то убогие строения, вышки, балки, цистерны, кучи мусора и прочие гадости цивилизации.

Поражает обжитость Полярного Урала. По дороге туда-сюда снуют грузовики, бензовозы, вездеходы. До Щучьих озер можно проехать по дорогам.

Кругом народ — кто работает, кто катается по тундре, кто удит рыбу. Откуда тут взялись люди? Хотя удобный путь по Соби через Урал был известен русским еще в XVI в., главная историческая «заслуга» в заселении Полярного Урала принадлежит И. Сталину, запустившему в эти суровые края щупальца гулаговского спрута. Начались освоение, добыча, производство... Лагерей давно нет, а часть людей так и прикипела к этим по-своему прекрасным местам.

Каждый день идем больше 30 км с высокой скоростью. Раньше бы сказали, — не поверил. А теперь даже и не устаю вовсе. Еды в два с половиной раза больше, чем на многострадальном предыдущем участке маршрута.

Тяжелые тучи низко висят над головами путников, покрывая вершины, едва превышающие пятьсот метров над уровнем моря. Полярный Урал, хотя здесь и полно туристов, мне пока не приглянулся. Конечно, влияют тучи, но стараюсь быть объективным.

В обед пошел дождь. Я задремал. Сплю на ходу. Меня разбудили капли дождя, барабанящие прямо по лицу. До того как пошел дождь, была видна вершина Харнаурдыкев. Большая часть склонов горы покрыта снегом. Был виден весь путь подъема. Теперь тучи затянули вершину.

Идти неохота вообще, а на гору —  так просто невмоготу. На кой черт подниматься в туман? Это было и на Клера, и на Пайере.

— Чудес не бывает, — говорит Андрюха, а сам собирается наверх.

Иду ради Лени Полянского, руководителя последнего пешеходного отрезка экспедиции, ради его оформленного похода четвертой категории сложности, хотя нет, иду ради него лично. Он хочет. Вешаю на левое плечо фотоаппарат. Теперь во мне стало больше весу, авось не унесет ветром. Решаем подняться по узкому кулуару, а затем, с вычисленным по карте с учетом магнитного склонения азимутом порядка 315 градусов, просто набирать высоту в привычной для нас мгле. За нами шел Феллини, снимал, как мы исчезаем в облаке, а потом отстал.

Кулуар кончился. Дунул ветер. Я поверил в счастливые чудеса детских сказок, в которых добрый волшебник по желанию молодцев разгоняет облака. Туман поднялся. По сплошному снегу поднимаемся на верхнее плато, очень напоминающее вершину Лемваиза. Увидели тур. Там уйма всяких записок, есть и от Володи Гольцева, он поднялся со своей командой двумя днями раньше. Молодцы! Мелькнула мысль, что они поднялись вчетвером в полном составе, тогда как основная группа смогла выставить уже только трех своих представителей. Подошел к западному обрыву плато. Вот откуда открывается вид, ставящий под сомнение мои поспешные выводы о непривлекательности Полярного Урала. Озера, петляющие между ними нити ручьев, остроконечные горы, отвесы, скалы, ледники. Я потрясен, оценки района от одного-единственного пейзажа, обрамленного бегущими облаками, меняются на противоположные.

Великолепны мощные обрывы над ледником ИГАН (Института географии Академии наук), одним из самых крупных на Урале. Интересен и сам ледник. Исключительно красива вершина-игла, занимающая промежуточное место между горой Харнаурдыкев и озером Большой Хадытаеганлор, — острый пик, формирующий левый борт ледника. Из ледника вытекает ручей, бурлящий мощным потоком зеленой воды. На полпути к озеру ручей образует огромный водопад, крупнейший на Урале. Несколько десятиметровых каскадов громовыми раскатами потрясают узкое ущелье.

Мы спускались к берегу Хадыты поздним вечером. Солнце протыкало нас своими последними лучами, скрываясь в пушистом тумане, сползающем по дну боковой долины. Впереди виднелись палатки. Ближний к нам лагерь гудел, словно школьная перемена. Это были только начинающие свое путешествие туристы с детьми. В стороне резко выраженная противоположность — наш бивак, пустынный, как вокзальный перрон провинциального городка после ухода поезда.

Все темы для разговоров (от изысканных блюд до планов на будущее) исчерпаны, красота уже не воспринимается, поскольку ею до отказа наполнена губка впечатлений, и даже любимый вечерний преферанс, похоже, приелся. Немая палатка перечитывает замусоленный журнал, пишет дневник, спит.

Эти усталые люди — мои друзья. Кто-то из них вызвал мое восхищение, кто-то заставил разочароваться. Великолепен Кулинар, Леня Полянский. Как не вспомнить его решение возглавить спасотряд по эвакуации Володи Шадрина, разом разрубившее узел внезапно возникших проблем? Как хладнокровен, рассудителен и спокоен он всегда. Я хочу быть на него похожим. Крот, Серега Разборов, самый опытный путешественник, был незаметен дней 70, а потом вспыхнул и напомнил о себе в те дни, когда для других путешествие превратилось в ненавистную работу. Приятно изумил 21-летний Фредди, Сережа Ткач из кубанского городка Горячий Ключ, самый молодой в составе основной группы.

На озере Хадытаеганлор мы познакомились с известным фотографом-путешественником Д. А. Луговьером. Он засыпал нас вопросами, и лишь на один: «Как относится к идее экспедиции Центральный совет?» — я не смог ответить. Фотомастер решил даже запечатлеть нас и просил разбудить его утром, если не будет дождя.

ОН УЖЕ БЛИЗОК

Дождь был. Были также уха и пшенная каша. Затем был рядовой рабочий день. Ничего особенного не запомнилось. Подошли к озеру Большое Щучье, самому глубокому (136 м) на Урале. Оно не менее красиво, чем Хадытаеганлор. Стиснутые островерхими горами, эти два озера напомнили бухты-фиорды северных морей.

По словам надменного деда, двадцать лет живущего на южном конце озера, путь по северо-восточному берегу на 5 км длиннее. Не уверен, что это так, но идя рекомендованным берегом, мы наслаждались противоположным, ярко освещенным солнцем, и без устали снимали кино и фотографировали.

Сегодня никакой спешки нет. Умышленно не идем до озера Нярмато, чтобы не выглядеть измотанными в глазах вспомогательных групп. Леня, готовясь к встрече, бреется со студеной водой.

После обеда стал моросить дождь. Мы удачно использовали тактику срезания углов и шли почти по прямой, не вступая в полемику с глубокими каньонами. Временами было крутовато, но подъемы одолевали сносно. Наконец, в тумане увидели наш перевал. Спускаться к реке нет никакого смысла. Рядом лужа с водой. Отбой. Ужин.

Вышли в 7 часов утра. За один переход оказались в долине реки Нярматотане. Речка журчит где-то глубоко под камнями, напоминая многочисленные южноуральские аналоги. С трудом верится, что через 10 км по ней предстоит начать сплав. Это наталкивает на мысль, что на Нярмато отыщем записку с указанием, где ниже по течению нас будут ожидать люди Костромина, представители последней вспомогательной группы.

За три перехода дошли до места, откуда озера еще не видно, но что-то белое уже маячит на его южном краю. Я подумал, валун, но слишком уж он белый. Неужели палатка? Точно! И рядом кто-то копошится. Мы запалили яркую сигнальную шашку. Сразу показалось четверо человек. Это передовой отряд.

Теплая встреча с Игорем Костроминым, Андреем Кукаркиным, Ваней Касьяненко и Натальей Васиной. Базовый лагерь группа поддержки перенесла примерно на 12 км ниже по течению Нярмаяхи. Переброска лагеря вызвана резким падением уровня воды в реке и невозможностью начать сплав непосредственно от озера, как планировалось заранее.

Игорь Костромин испереживался. Его легко понять. Команда высадилась на Нярмато, не имея о нас информации свежее чем месячной давности. Они не знали, дошли ли мы до поселка Полярного и стоит ли вообще нас ждать.

К середине обеда облачность начала подниматься, и одновременно становилось все холоднее. Уха и горячий чай были очень кстати, но мы не могли оторваться от предложенных нам помидоров, холодных и мятых, но таких свежих! В разгар трапезы подошли уфимцы для совместного восхождения на вершину Хуута-Саурей. Им, идущим в ботинках с вечно мокрыми ногами, тут же вручали по миске обжигающей ухи.

Пошли в базовый лагерь. Его видно издали, а ближе он скрыт ольховыми зарослями. Тут прямо-таки джунгли за Полярным кругом. Барахла теперь у нас очень много. Груз группы Костромина весил 930 кг. Нас сопровождает на выходе такая солидная команда. Их так много и они такие хорошие... Но меня слегка шокирует то, что все они для нас очень авторитетны и опытны. А я — руководитель этого гарнизона, хотя на сплаве будет командовать Игорь Костромин.

ТРИУМФ В ТРИ ЧАСА НОЧИ

Накануне первого сплавного дня ударил мороз минус 4 градуса. Иней. Полное безветрие. День будет хороший. Отошли в десять, что вовсе не плохо при 23-х участниках сплава. К обеду за милыми беседами достигли начала каньона. До этого опытные водники оценили речку третьей категорией сложности. Один раз я вылетал с катамарана, когда его затащило с размаху на камни, но кое-как вцепился в него и, что самое важное в кодексе водников, не упустил весло.

После скупого обеда (где обещанный «харч от вольного»?) стали обносить каньон. Решение это вдохновило меня, так как уравняло нас с опытнейшими водниками. Ходили по нескольку раз взад-вперед по 2 км. Неимоверно хочется есть. Завхозы пропали. Уже 8 часов вечера, а даже и костра еще нет. Наконец выдали по морковке. Не полегчало. Похоже, ужин сегодня будет выдаваться деньгами. Об обещанном полднике стараюсь забыть... Но не могу...

Утром я предложил Игорю Костромину идти не до цели, а на время, что соответствует нашей обычной тактике. Меня окружили его активные сторонники, и я, сославшись на свою малоопытность в сплавах, прекратил спор, опасаясь, что в него втянутся мои ребята.

Итак, поставили задачу дойти до Константинова Камня. Дошли, но настолько поздно, что спать легли... полтретьего ночи.

Запись Рафинада в походном дневнике: «... основная группа, которая больше трех месяцев шла в одном режиме, должна подстраиваться под режим вспомогательной группы... Коля что-то пытался вроде изменить, но потом, видно, решил занять свою обычную позицию, то есть не конфликтовать, а пустить все на самотек. Отдал все бразды правления Игорю, а сам решил, что 3—4 дня можно потерпеть, а тех, кто с ним прошел больше девяноста пяти дней, он даже не спросил...».

28 июля экспедиция поднялась на последнюю значительную вершину Уральского хребта. Впервые на Константинов Камень взошел летом 1848 г. отряд Северо-Уральской экспедиции Русского географического общества во главе с ее начальником
Э. К. Гофманом. «Перед нами, — писал он, — открылся вид поразительный. Это была действительно самая северная гора Уральского хребта, круто падающая в тундру. С высоты ее взор беспрепятственно достигает через непрерывную равнину до моря, отстоящего на 40 или 50 верст...» Гофман назвал гору по имени председателя Русского географического общества великого князя Константина Николаевича, сына Николая I.

Есть символичное сходство Константинова Камня с Большим Иремелем, первой горой на маршруте экспедиции, — такая же пологая тундра, подступающая к крутому вершинному взлету из россыпи крупных камней, покрытых лишайниками. Различие обусловлено погодой — на Иремеле я четыре часа нежился под ласковым апрельским солнцем, здесь же дует сумасшедший ветер, ставящий под сомнение саму возможность сидения на вершине. Хотим сфотографироваться, но фотоаппарат дважды сдувает с камня раньше, чем срабатывает автоспуск.

Тундра — вовсе не плоское и скучное пространство, как об этом неустанно твердит кинематограф, создавший этот образ. Тундра холмиста, реки текут в ущельях глубиной до 60 м, на них встречаются пороги и даже водопады. Береговые утесы воскрешают в памяти чусовские скалы, но из-за отсутствия растительности они не столь эффектны и смахивают на головы, обритые наголо. Великолепны беломраморные ущелья на Нярмаяхе и Каре. Оригинален водопад Буредан. Согласитесь, необычно слышать о существовании водопада в тундре.

Последние километры пути непросты. Карская губа. Ночь. Облака, цепляющиеся за верхушки волн. Встречный ветер и дождь. Идем на катамаранах по компасу, не зная фарватера. Натыкаемся на мели в центре губы. Впереди в разрывах дождевых потоков проглядывают силуэты строений. Это Усть-Кара. Трудно вообразить более негостеприимное место, чем этот ветреный и холодный берег. Триумф в три часа ночи...

Рукопожатия, съемки, праздничный «ужин» в 5 утра с единственным тостом поздравления основной группы, благодарности группе поддержки и, наконец, моим извинением за скучность, молчаливость, медлительность и малоинтересность членов основной группы, объясняемые длительностью путешествия.

Кончилась экспедиция именно так, как я и представлял себе это событие все сто дней, — теплые объятия на суровом берегу Северного Ледовитого океана. От нахлынувшего счастья я, насквозь сырой, согрелся и ни капли не мерз, хотя до этого на катамаране чуть не умер от холода.

УРАЛ ЖИВ

Экспедиция «Большой Урал-91» завершена. Все впечатления участников контрастны. Только черное или белое, без всяких полутонов. Сохраняющееся великолепие уральской природы и потрясающая убогость городов и сел проиллюстрировали полную бесперспективность некогда популярного лозунга «Урал — опорный край державы», в котором он подразумевался неким индустриально-сырьевым придатком. Зачем крохотному уральскому городку отравляющий здоровье его жителей неизменный металлургический заводик с оборудованием времен отмены крепостного права, когда вокруг благоухание бесподобных лесов? Нужны ли уральскому поселку чудовищно малопроизводительные горно- или лесоразработки, с убийственной последовательностью губящие окружающую природу?

Главный наш вывод — вывод людей, которые ступили по ту сторону обыденности и на время покинули лабиринты житейских проблем, — краток и содержит всего два слова: «Урал жив». Но его счастливое будущее видится единственно в радикальной смене экономических приоритетов и изменении социальной структуры края, направленных на превращение его в край индустрии отдыха и туризма.

Нас никто не воспринимал всерьез ни до, ни по инерции после экспедиции. Асхат Зигангиров, корреспондент «Магнитогорского рабочего», был искренне поражен, когда мы прибыли в Магнитогорск и вышли на старт. Известный в Екатеринбурге путешественник Юрий Борисихин сказал Борису Васину, что за 100 дней такой маршрут пройти по Уралу нереально. Самая лестная оценка была подслушана мною в диалоге наших фотографов. Женя Савенко говорил Владимиру Ивановичу Холостых:

— Молодцы ребята, такую экспедицию организовали, тем более сейчас.

Центральное телевидение, Всесоюзное радио, печать время от времени давали информацию о нашем продвижении к Ледовитому океану. Общественное мнение о нас наиболее кратко удалось сформулировать согнутой тяжестью вещевых мешков старухе на пыльной обочине дороги:

— В Ивдель на лисопедах? Да вы, сынки, тронулися!

В этот трудный для России год мало кто мог понять и одобрить наше мероприятие. Но у нас не было возможности откладывать наши затеи до лучших времен, и я вполне счастлив.

«Одним из самых трагических свойств человеческой натуры, насколько мне известно, — писал незабвенный Дейл Карнеги, — является наша склонность откладывать осуществление своих чаяний на будущее. Мы все мечтаем о каком-то волшебном саде, полном роз, который виднеется где-то за горизонтом, — вместо того, чтобы наслаждаться теми розами, которые растут под нашим окном сегодня».