ЭТАП 4

ЖУТКИЕ ОКРЕСТНОСТИ ГОРЫ МЕРТВЕЦОВ

ОНИ УМЕРЛИ ДОСТОЙНО

СЛАЛОМ

ПЛАТО БОЛВАНОВ

ОГО-ГО-ГО, ВАЙ-ВАЙ-ВАЙ

СЕРДЦЕ УРАЛА

МАНЬХАМБО — МЕДВЕЖИЙ УГОЛ

ТУЧИ

ПО ЩУГОРУ

Май – июнь 1991 года.

Район: Северный Урал.

Маршрут: р. Ауспия – пер. Дятлова – г. Отортен (1182, восх.) – пер. Сульпа-Маньская Волосница – г. Маньпупыньёр (840, восх.) – р. Ыджидляга – г. Торрепорреиз (774, восх.) – г. Атертумп (836, восх.) – р. Укъю – хр. Маньхамбо – р. Щугор – ГМС «Верхний Щугор» (категория сложности – четвертая).

Продолжительность: 20 дней (26.05.91 – 14.06.91).

Протяженность: общая 412 км, в т.ч. пешком 312 км, сплавом 100 км.

Чистое ходовое время: общее 92 час. 41 мин., в т.ч. пешком 79 час. 32 мин., сплавом 13 час. 09 мин.

Средняя скорость: пешком 3.92 км/час, на сплаве 7.60 км/час.

Участники (19): Николай РУНДКВИСТ (руководитель), Борис ВАСИН, Андрей ЗОРИН, Наталья КОЛЕСНИКОВА, Николай КОЛЕСНИКОВ, Александр КОРЖ, Михаил ЛЫСАКОВ, Леонид ПОЛЯНСКИЙ, Сергей РАЗБОРОВ, Владимир РОМАНЕНКО, Сергей ТКАЧ, Владимир ХОЛОСТЫХ; Игорь БУТВИН, Андрей ПЕНЧУКОВ, Олег ЦАПКОВ; Владимир ВАЛЬКОВ, Борис ПЕТРЕНКО, Виктор ЧЕРЕДНИК, Леонид ШМАТКО. Примечание. Семеро последних – только на сплаве.

ЖУТКИЕ ОКРЕСТНОСТИ ГОРЫ МЕРТВЕЦОВ

Велосипедная часть экспедиции завершилась после брода через Ауспию (бассейн Лозьвы). Дальше будем идти только пешком. Вечером готовили велосипеды к отправке, сортировали вещи, собирали рюкзаки. После ужина я скрылся от комаров у Вити Лукина в кабине автомобиля сопровождения, писал письма, заметки, восстанавливал записи в дневнике.

На первом пешеходном участке вместе с нами идет группа кубанских туристов. Неожиданно возникли проблемы с совместным питанием. Они не соглашаются отступить от своих взглядов и не могут есть утром мясное, на ужин — молочное. Или наоборот, не помню. Время и продолжительность обеда у них тоже иные. Вообще они, похоже, собираются жить по московскому времени. Утром в их группе произошла размолвка. Руководитель Андрей Пенчуков хочет идти отдельно от нас, а супруги Коля и Наташа Колесниковы «пошли в экспедицию с уральцами». Дело кончилось подписанием протокола о передаче Колесниковых под мою юрисдикцию.

Первый день идти пешком очень трудно. Ноги не слушаются — привыкли к велосипедам, плечи страдают от тяжести необычных двухпудовых рюкзаков. Жарко, комарино, тяжело. Весь день закрытая местность — сплошной густой лес. Тропа сильно завалена деревьями, из-за этого она все время разбегается веером, теряется, вновь появляется и так без конца. Все время что-нибудь цепляется за ветви, коряги, сучки — то рюкзак, то одежда, то ботфорты болотных сапог. Пот течет струями, смывая с лица следы репеллентов. Единственное спасение от комаров — бросить рюкзак и безостановочно хлестать себя ветками.

На этом участке пути передвижением экспедиции руководит Саня Корж (Рафинад). Он что-то записывает, смотрит на компас. Мне это нравится. Рафинад ввел правило «30 минут». После остановки на ночлег полчаса личного времени, после чего назначенные бригады занимаются кто чем — собирают дрова, оборудуют лагерь и т. д. Рафинад прекрасно справляется с обязанностями начальника. В общем, я отдыхаю, если пренебречь рюкзаком, который приходится тащить.

Только к обеду на следующий день вырвались из дремучего леса на простор горной тундры. Впереди огромные снежные поля, посреди которых торчат уже распустившиеся светло-зеленые березки. Эти пейзажи вдохновляют поражающего своей подвижностью Владимира Ивановича. Максимум его фотоактивности приходится на время между семью и восемью часами вечера.

Первая достопримечательность на пешем маршруте — печально известный перевал Игоря Дятлова. В феврале 1959 года здесь при невыясненных обстоятельствах погибли 9 туристов из Уральского политехнического института. «Их было 9, — читаем на обелиске, — под этим перевалом вьюжной ночью 2 февраля 1959 г. погибли туристы УПИ Дятлов И., Колмогорова З., Дорошенко Ю., Слободин Р., Кривонищенко Ю., Колеватов А., Дубинина Л., Тибо-Бриньоль Н., Золотарев С. Памяти ушедших и не вернувшихся назвали мы этот перевал имени группы Дятлова».

Существует множество версий их гибели, особенно их число множится в последнее время. Загадочная причина заставила туристов среди ночи разрезать изнутри палатку и кинуться вниз по склону, в конце которого были обнаружены их замерзшие тела. Следствие, открытое по факту их гибели, было прекращено, все материалы канули в секретных архивах.

Места вокруг перевала жутковатые. В каменных останцах воет ветер, рядом возвышается хмурый купол Солат-Сяхла — горы Мертвецов. Это мансийское название дано задолго до трагической ночи в 59-м году. Согласно легенде на вершине погибло девять манси. Известный знаток топонимики Урала А. Матвеев, неоднократно поднимавшийся на гору, писал: «...должен признать, что более суровой и мрачной горы в этой части Северного Урала нет...».

Скалы на перевале Дятлова, словно детали зловещего музыкального инструмента, создают странные звуковые эффекты — шум автомобильного мотора, рев водопада, наконец, сеющий тревогу непонятный вибрирующий звук.

Свою версию гибели дятловцев выдвинули фотограф экспедиции Владимир Иванович Холостых и кинооператор Володя Романенко. Они предположили, что туристы могли стать жертвой явления, подобного эффекту «летучего голландца», когда люди, беспричинно обезумев, выпрыгивают за борт корабля навстречу своей смерти. Известный физик Р. Вуд установил, что причиной этого явления служит формирование в силу чего-либо инфразвука, резонирующего с одной из собственных частот человеческого мозга. Это порождает ужас, а вслед за ним неконтролируемые действия. Известен эксперимент Вуда, когда ученый генерировал подобную частоту в кинозале и довел зрителей до состояния крайней паники. Может быть, в случае с дятловцами произошло нечто подобное?

ОНИ УМЕРЛИ ДОСТОЙНО

Участник поисков группы Дятлова и многолетний спутник Игоря М. А. Аксельрод склонен отвергать версию безумства. Моисей Абрамович любезно согласился встретиться со мной и рассказать о событиях 1959 года.

— Я хорошо знал Игоря Дятлова, — начал Моисей Абрамович. — Он учился в УПИ на радиофаке, на пятом курсе. За год до событий, о которых идет речь, мы путешествовали вместе по Приполярному Уралу. Игорь приглашал меня и в это, ставшее трагическим путешествие, но я не смог, поскольку у меня были другие планы.

Вся подготовка проходила у меня на глазах, и ничто не предвещало столь скорбной развязки. Они ушли, а мы продолжали жить своей жизнью, иногда вспоминая друзей. И вот проходит контрольный срок, день, другой, а от ребят никаких известий. Впрочем, первоначально особой тревоги это не вызывало, мало ли — задержались, затерялась телеграмма...

Наконец, институт организует поиски под общим руководством известного свердловского туриста Евгения Масленникова. Надо сказать, поиски были построены тактически безупречно. Четыре поисковые группы пересекли заявленный маршрут дятловцев в различных местах, что позволяло определить, до какого места добрались путешественники. Пятая группа шла по их маршруту. Забегая вперед, скажу, что именно ею были обнаружены лабаз и палатка группы Дятлова.

Я попал в отряд, выброшенный вертолетом в район Отортена. Мы прошли десятки километров — никаких следов. Вдруг шум двигателя. Не успели мы толком оглядеться, как над нами пролетел самолет и, дав круг, сбросил вымпел. Записка гласила: «Найдены пустая палатка и лыжи на склоне горы 1079». Лаконичное послание с неба не допускало никакой двусмысленности в отношении судьбы ребят. В подавленном состоянии мы пошли в указанное место. Да, бесспорно, это именно их палатка стоит на мрачном склоне Солат-Сяхла. Я сам принимал участие в ее пошиве в 1956-м. Под палатку аккуратно, без спешки, уложены лыжи. Дата гибели ребят была установлена элементарно просто. В дальнем углу палатки лежал дневник с датой последней записи — 2 февраля 1959 года. То есть туристы только начинали маршрут. В долине Ауспии они соорудили лабаз — закладку продуктов и снаряжения, ненужного выше границы леса. Это говорило о том, что ребята пошли в радиальный выход налегке, намереваясь через день-другой вернуться к базовому лагерю.

Прокурор после поверхностного осмотра палатки и ее содержимого дал указание свернуть ее. Единственное, что было зафиксировано, кроме обнаруженного дневника, это — длинный вертикальный разрез палатки изнутри ножом.

В первый же день поисков в одном километре ниже по склону у основания могучего приметного кедра были сделаны страшные находки — окоченевшие трупы Кривонищенко и Дорошенко. Бросилось в глаза, что ребята были раздеты почти до нижнего белья. Под кедром оказались следы маленького костерка.

Рассредоточившись по всему склону между палаткой и огромным кедром на границе леса, мы, вооруженные длинными щупами, начали последовательно зондировать склон. Выше кедра были обнаружены тела Игоря Дятлова, Зины Колмогоровой и Рустема Слободина.

На трупах не было никаких следов насилия, причиной их смерти было переохлаждение. На ногах ребят были лишь шерстяные носки. Это сразу породило версию, согласно которой ребята, потеряв контроль над собой, разрезали палатку и кинулись вниз по склону навстречу своей гибели. Что явилось причиной? Чаще всего это связывали с яркой близкой вспышкой, сопровождаемой грохотом взрыва, но вслух об этом тогда не говорили. И в общем-то это подтверждалось косвенными данными. Многие наблюдали неестественное свечение каких-то небесных объектов на Среднем и Северном Урале в начале 1959 года. Яркие шары, пролетающие в те дни по небу, видели в числе прочих известные туристы
Г. Карелин, Р. Седов. Пульсирующий круг, движущийся по горизонтали, видел и я сам. О чем-то подобном сообщал один из февральских или мартовских за 1959 год номеров газеты «Тагильский рабочий».

Остальных дятловцев нашли уже весной, когда снег начал таять и по склонам гор побежали звенящие воды. Очередные зловещие находки ни в малейшей степени не прояснили ситуацию. Скорее, наоборот. Обнаруженные на лапнике в глубоком овраге недалеко от кедра тела четверых ребят имели разные травмы, совершенно необъяснимые по происхождению и не укладывающиеся ни в одну из выдвинутых до этого гипотез.

У Коли Тибо-Бриньоля у основания черепа обнаружена вмятина 7 на 9 сантиметров, у Любы Дубининой симметричный перелом 5—6 ребер, у Золотарева тоже переломы ребер, но, наоборот, все с одной стороны тела. Рядом с ранеными у лапника замерзшая фигура Колеватова.

После майских находок следствие, похоже, зашло в тупик. В связи с этим оно было закрыто, породив осторожные разговоры о причастности военных к этой трагедии.

— И вы склонны к военной версии? — спрашиваю я Аксельрода.

— Нет. Скорее, нет. Я часто думал об этой истории, и у меня сложилась своя версия. Игорь Дятлов организовал лабаз в долине Ауспии и собирался после небольшого кольца вернуться к своей заброске. Аккуратно уложив ненужные в радиалке вещи, ребята не спеша начали торить лыжню к перевалу восточнее купола Солат-Сяхла. Ближе к вечеру погода стала ухудшаться, а потом и вовсе помела поземка и запуржило. (Это подтверждают метеоданные того дня.) Ребята забрали несколько влево и потеряли ориентировку. Убедившись в этом, — с кем не случается такого в метель, — туристы совершенно правильно решили встать на ночевку. Они спокойно обработали часть склона, утрамбовали площадку, разложили лыжи вниз креплениями и поставили палатку. Дневниковые записи того вечера совершенно спокойны и не содержат ни драмы, ни ее предчувствия. Время не столь позднее, ребята не спеша ужинают, вспоминают прошлые путешествия, кто-то уже строит планы на будущее и ложатся спать.

Самые сильные и бывалые Дятлов и Золотарев ложатся, как всегда, с краев, в наиболее холодных и некомфортных местах. Дятлов в дальнем конце четырехметровой палатки, Золотарев у входа. Думаю, рядом с Золотаревым лежала Люда Дубинина, дальше Коля Тибо-Бриньоль, Рустик Слободин. Кто был в центре и дальше, не знаю, но четверо ребят у входа, по-моему, лежали именно так. Все уснули.

И вот глубокой ночью, когда лишь притихшая метель слегка качала скаты палатки, произошло Нечто. Грохот, шум и внезапный удар снежной лавины по части палатки, примыкающей к входу. Другая часть палатки, оказавшаяся под прикрытием большого снежного уступа, не пострадала, лавина пролетела над ней и умчалась вниз. Удар принимают на себя четверо крайних ребят. Голова аскетичного Тибо-Бриньоля вдавливается в объектив фотоаппарата, который за неимением лучшего Коля нередко клал под голову. Различия в переломах ребер Дубининой и Золотарева объясняются их разными положениями во время сна — на спине и на боку.

Темнота, стоны травмированных товарищей. Выйти через вход невозможно. Кто-то выхватывает нож, разрезает палатку и помогает всем выбраться наружу. Игорь принимает решение немедленно вернуться к лабазу, где аптечка, теплые вещи, укрытие леса. И они пошли. Завывает пурга, перед ребятами белое безмолвие, окутанное темнотой. Сориентироваться точно не удается, и ребята спускаются к лесу, но не к тому, где лабаз, а, увы, к другому. У раскидистого кедра Игорь понимает, что спустились они не туда. Туристы ломают лапник и в овраге, укрытом от ветра, укладывают раненых друзей. Они отдают им всю теплую одежду и разводят костер. Умирает Коля Тибо-Бриньоль. Подавленные Игорь Дятлов, Зина Колмогорова и Рустик Слободин хотят вернуться к палатке, чтобы оттуда принести какие-то вещи, а может быть, попытаться достичь лабаза. Неизвестно, достигли они палатки или силы оставили их на подъеме.

— Остается ответить на совсем маленький вопрос — что явилось причиной схода лавины, какое Нечто придало ей силу? — спрашиваю я.

— Вероятно, этот вопрос останется открытым. Военные испытатели не берут на себя ответственность за трагедию дятловцев даже сейчас, когда поднялись завесы и над более зловещими событиями. Экстрасенсы, привлеченные мною для анализа ситуации, настаивают на вмешательстве параллельных цивилизаций. У большинства из нас, пропитанных материалистическими теориями, их выводы вызывают улыбку или даже раздражение. Но поднимите голову вверх и как-нибудь безоблачной ночью загляните в печальную глубину таинственных небес...

Моисей Абрамович замолчал.

Я вспомнил себя маленьким мальчиком, гуляющим за ручку с мамой. Как-то поздним вечером мама показала мне на небо со словами: «Смотри, Колюша, сколько звезд. Наверное, где-нибудь там тоже есть разумные существа»... Потом я представил лавину, налетающую на палатку:

— А почему палатка не была сметена лавиной?

— Она была очень слабо натянута и, приняв на себя удар, осталась на месте.

— А почему они ушли босиком? — я задаю последний волнующий меня вопрос.

— Это объяснимо. Вниз ведет крутой склон, по которому безумно спускаться в полной темноте в скользких лыжных ботинках. Они ведь шли к лабазу...

В наступившей тишине жужжал какой-то прибор.

— А знаете, что в этой истории меня потрясло больше всего? — спросил Моисей Абрамович. — Это первый вопрос матери Кривонищенко: «Скажите, Юра умер как мужчина?» Они умерли достойно.

СЛАЛОМ

Прелестны пейзажи на границе леса под Отортеном. С высоты его Лозьва в верховьях напоминает пунктир, нанесенный на белизну широкой долины. Река то вырывается из-под снега с радостными брызгами, то недовольно урчит где-то внизу под его толстым слоем. Целый час шли только по яркому снежнику. Кажется, немного нахватался «зайчиков» — глаза без очков болят от такой белизны.

Кругом елочки и березки чуть выше человеческого роста, можжевельник, карликовая ива. На кончиках веточек у елок крохотные темно-красные шишечки. Живые деревья чередуются с причудливыми корягами-мертвецами. В силу слабого знания ботаники не могу перечислить великое множество цветов и трав, создающих мягкий благоуханный ковер.

Прекрасна гора Отортен, увенчанная каменным хребтом из отдельно стоящих камней до пяти
метров высотой. От вершины склон Отортена круто спадает к чистому ото льда озеру Лунтхусаптур. По мансийскому преданию в озере Гусиного Гнезда во время всемирного потопа спасся один-единственный гусь.

После обеда на склоне Отортена и отличного отдыха пошли веселее. Занимаемся слаломом, Отортен обошли справа, следующую гору слева, потом опять справа. На ночевку встали вблизи перевала с Сульпы на Маньскую Волосницу. Впереди массивный несимметричный силуэт горы 1025 м, находящейся в «вершине» Свердловской области на стыке ее владений с Коми и Тюменской областью. За день раз восемь уходили из Азии в Европу, но неизменно азиатские склоны тянули нас обратно. Они более гостеприимны — здесь ближе уют леса и слабее господствующие над Уралом западные ветры. Здесь же наткнулись на стадо оленей, безрогих, обшарпанных и тощих, как послеперестроечное общество.

Сверху казалось, что за спуском последует крутой подъем. Однако он оказался совсем пологим. Этот же эффект мы частенько наблюдали на велосипедах. Особенно при объезде Гремячинска в тот жутко холодный день 15 мая. Это сродни оптическому обману, когда легкий поворот дороги воспринимается едва ли не как 90-градусный. Два таких поворота в одну сторону способны серьезно озадачить.

Андрей Зорин вырезает фигурки всяких чучел на эфесе своего альпенштока. Он говорит, что это позволяет ему забыть об усталости и сразу переключиться на другую работу. Другие разнообразят насыщенные будни чтением книг. Очень много читаем. Почти у каждого есть хотя бы одна книжонка, и мы ими без конца обмениваемся. На Джеймса Хэдли Чейза стоит очередь. Те, кто уже все прочитали, разыгрывают кубок Северного Урала по преферансу.

Мне очень нравится Миша-сан, Михаил Александрович Лысаков. Он очень активен — ставит палатку, собирает хворост, бегает за водой... Если пишет дневник, то эти страницы нельзя назвать отпиской. Ведь кто-кто, а он бывалый, «старичок».

Идем неплохо, но тем не менее несколько отстаем от графика. До Маньпупыньёра еще далеко, но если сегодня дойдем до второй буквы «О» в размашистом названии «Поясовый Камень» на следующем листе карты, то завтра, слегка поднатужившись, ликвидируем отставание. Купленные нами топографические карты датированы 1951 годом, они рассыпаются в порошок на сгибах и растворяются от попадания влаги.

Внезапно под ноги попалась торная нартовая тропа, идущая прямо по осевой линии главного водораздельного хребта. Я с удовольствием стал прикидывать, какую мы на ней разовьем скорость. Она вошла в лес, словно парковая аллея, и вдруг пропала, как в воду канула. Насечки на деревьях тоже не помогли.

Утром я ожидал ухудшения погоды, потому что образцово отрицательным был закат. Солнце село в суровую тучу, которая не преминула тут же обрушиться ливнем на голову Койпа. Нет, опять безоблачная погода. Легкий ветер, никаких комаров! На втором переходе вновь наткнулись на тропу. Здесь она напоминает уже дорогу. Куда она вчера делась, не под землю же, в самом деле, провалилась?

От склонов горы Янывондерсяхал стали спускаться к долине Печоры. Довольно долго шли в темном буреломистом лесу, затем наткнулись на небольшой ручей, левый приток Печоры. Какие райские полянки тянутся по его берегам!

Постепенно подкралась гроза и как бабахнет! Пошел дождь. Решили переждать его под полиэтиленовыми тентами. Гром гремит, молния сверкает, а настоящего ливня все нет. Наконец твердь небесная продырявилась, и нам пришлось несладко под куцыми накидками. Еще три минуты и все кончилось. В солнечных лучах, протискивающихся через кроны деревьев, клубами поднимаются с земли обильные испарения.

Как долгожданен обед и как вкусен суп с добавками сухого лука, лимонной кислоты, красного перца и сушеного укропа. Но мало... После еды улегся на речной гальке и задремал под тихий плеск Пе-чоры. Возглас Рафинада известил о выходе через 15 минут.

ПЛАТО БОЛВАНОВ

Идем по лесу в северо-западном направлении, потихоньку набирая высоту. Я пошел вперед. Жуткий переход. Я задыхаюсь от налипшей на лице паутины. Рубаха разодралась и промокла насквозь.
Не припомню такого дикого потоотделения. Вероятно, это связано с какой-то перестройкой организма в ответ на «голодание» и физические нагрузки.

— Николай, ты вспотел как сержант, — констатирует Владимир Иванович.

Я не знаю, как потеют сержанты, поэтому, к сожалению, мне нечего ответить.

Вылезли на плато выше границы леса. Видны «пупы» Маньпупыньёра. О черт, до них еще далеко, а Саня Корж уже завел разговор о ночевке. Владимир Иванович просит дойти до «пупов», а там хоть сутки голодать. Ситуация непростая. С одной стороны, я поддерживаю Рафинада, поскольку уже устали, дальше сложно с дровами и т.д., но с другой стороны, мы должны создать условия для работы Владимиру Ивановичу. Идем еще час с небольшим, огибаем какой-то западный отрог хребта Маньпупыньёр... Не знаю, что делать дальше. На помощь приходит Владимир Иванович:

— Замечательное место, все великолепно, отлично, превосходно!

Знаменитые скальные болваны Маньпупыньёр, или Болваноиз, расположены на северо-западном склоне горы в трех километрах от вершины. Каменные пальцы напоминают исполинские кегли. Их семь штук. Они возвышаются над плато на 30 метров и в большинстве своем расширяются кверху. По мансийской легенде это — окаменевшие по велению доброго Бога манси враги, пошедшие на них войной. Поодаль расположена скальная стена, напоминающая слона. Она тоже очень симпатична, но близость «чудес природы» отводит ее на второй план.

Одно из первых упоминаний Болваноиза в литературе принадлежит М. Ковальскому, астроному и геодезисту Североуральской экспедиции Русского географического общества 1848 г.: «Из боковых западных кряжей (в верховьях Печоры — Н. Р.) более примечательны Койп (3513 фут.) и Болваноиз,
на вершине которого стоят несколько отвесных скал, издали представляющих фигуры истуканов, что, вероятно, было поводом названия кряжа. Граф А. Кайзерлинг был на горе и зарисовал — высота самых высших из них — около 100 футов».

Через перемычку 675 м пошли некруто вверх по куртинам с «вечно молодыми» невысокими елочками. В сухом ягеле остаются следы от дюжины идущих в ногу путешественников.

Спускаемся по лесу к долине Ыджидляги. Глушь. Обиталище Бабы Яги. Замшелые камни, скрипящие деревья-гиганты. Густой лес, ветки хлещут по лицу. Идущий первым собирает на свое потное лицо заросли лесной паутины. Проваливаемся по колено в мох. Кругом поломанные деревья, живописные красные изломы недавно павших стволов, сладкий грибной запах у более старых и рассыпающихся в труху деревьев. Их форму сохраняют многолетние черничные кустики. На старом погорелище растут чахлые березки, густые, как бамбуковые заросли.

Недалеко от Ыджидляги среди пущи натыкаемся на старую заросшую дорогу. Это известная русским еще в XVI веке Сибиряковская или Илычская дорога. Все древние трансуральские пути проходили вдоль рек, но это вовсе не означает, что наши предки предпочитали водный транспорт. Напротив, отважные купцы отправлялись в дальний путь, как правило, зимой.

Ыджидляга (бассейн Илыча) — великолепная горно-таежная река, совершенно не тронутая цивилизацией. От самых верховий она полноводна, в ее истоках нет никаких лесоразработок. Нетрудно представить, какими роскошными были бы реки Южного и Среднего Урала, если бы в их окрестных лесах не раздавался бы топор бестолкового дровосека.

Тишина. Мы на краю недоступного Печоро-Илычского заповедника. Заходить сюда нельзя, но можно летать сверхзвуковым самолетам, потрясающим округу преодолением звукового барьера. Люди пугаются, а что говорить о животных!

Четыре рабочие ходки до обеда по глухому североуральскому лесу. Ничего примечательного, хотя Владимир Иванович говорит, что иногда попадаются фантастические места, но для съемки требуется минимум четыре минуты, а это — неизбежное отставание. Останавливаться в каждом подобном месте, конечно, возможности нет. Если в первые дни Владимир Иванович только восхищался, то теперь он порой жалуется на плохую совместимость спортивного похода и фотографирования.

— Теперь мне понятно, что у туристов мало хороших кадров необязательно потому, что они плохие фотографы, — говорит он.

Жарко, солнечно, идем медленно, пот струями течет по лицу, хотя почти не пью. Состояние какое-то заторможенное. Легкости нет, но и не так тяжело, как в первые дни в долине Ауспии. В какой-то степени мне самому удалось смоделировать это состояние. Атакуют комары. Подъем становится круче. Как трудно ориентироваться в этой чащобе! В один прекрасный момент далеко слева я увидел каменные улицы Торрепорреиза. Забавно, я ожидал увидеть их прямо перед собой.

— Ненавижу этот лес! — заявляет Рафинад. Лицо его поцарапано ветками, с волос свисает паутина. —Ни пройти, ни проехать, ни сориентироваться.

Решили остановиться на ночевку здесь же у крохотного родничка под могучими елями, за кронами которых мелькают каменные останцы Торрепорреиза. Весь завтрашний день хотим посвятить знакомству с плато.

На ужин двойной омлет и великолепный торт Лени. Плюс компот. Жидкости маловато, но все равно наелся в ужин, первый раз с тех пор, как идем пешком.

Дневной рацион экспедиции при пешем передвижении составляет 600 г сухих продуктов на человека. Это мало, и голод — наш вечный спутник. Все же Кулинар умудряется из этих скудных припасов готовить пироги, торты, кексы, блины и даже сыр, майонез для приправы щавелевых и луковых салатов, составляющих единственный для нас в это время года подножный корм. Хотя, нет! Иногда удается побаловаться прошлогодними брусникой, толокнянкой, шикшей.

ОГО-ГО-ГО, ВАЙ-ВАЙ-ВАЙ

Кто не видел плато Торрепорреиз, тот не видел Урала! Я не ожидал такого скопления красоты.
Плато вытянуто с юга на север, и все пространство усыпано скальными останцами самой причудливой формы. Идя к вершине, отснял три пленки, а на обратном пути уже не мог отыскать отдельные скалы, запечатленные в памяти. Тут и улицы, и верблюды, и голуби, и колоссальные каменные грибы. Здесь можно бродить неделю! Недаром название «Торрепорреиз» на языке коми является игрой звуков, изображающей восхищение увиденным, что-то вроде «ого-го-го» или «вай-вай-вай, как красиво!»

Вершина в северной части Торрепорреиза. На небольшой полянке в окружении стены со сторожевыми башнями развалины некогда могучего геодезического сигнала. Еще севернее последняя группа скал, за ней крутое понижение, далее видна долина Ичетляги со светло-зелеными проплешинами полян и гора Сотчемъёльиз в виде очаровательного конуса.

Целый день с открытыми ртами мы изучали экспозицию этого удивительного музея под открытым небом с бесплатным входом. Рваные тучи проносились над экскурсантами, охлаждая время от времени дождем наши разгоряченные впечатлениями головы.

Великолепный день, может быть, пока наилучший. Вечерние меланхолия и сомнения улетучились. Да и были ли они?

Вечером после ужина Леня принялся печь не то хлеб, не то торт, не то кекс. Рисовый. Все повыскакивали из палаток, даже и те, кто уже спал. Продукт долго не испекался в двойном котелке. Кончилось тем, что Леня виновато извинился и под всеобщее торжество разложил торт поварешкой по мискам. При этом его еще критикуют за регулярность омлетов и недостаточность сала!

Прекрасное впечатление оставила гора в двух с половиной километрах к северу от Атынгауха. С юга это острый осыпной конус, к северу за которым тянется длинный каменный шлейф. Правее — райские поляны с редкими раскидистыми деревьями. Наткнулись на тропу, близкую по направлению с нанесенной на карту. Гора 735 м — огромный вал щебня, словно плод титанической работы бульдозерной бригады. Крутые склоны, плоский верх. Тропа очень рационально идет вдоль склона. Окрестные горы возвышаются так, что верхушки их торчат над хвоей вековых деревьев.

У северного края осыпного верха следующей горы остановка на обед. Чем интересна гора? С нашей стороны — ничем. С противоположной — на карте обозначен двухсотметровый сброс. Любопытно глянуть, но идти неохота, тем более надвигается мрачноватая туча. Однако вряд ли еще когда-нибудь буду здесь. Поэтому заставляю себя повесить на плечо свой тяжеленный «Киев-60» и ухожу.

В поисках кадра оказался на плоской вершине горы. Внизу осталась поляна, сплошь усыпанная нашими разноцветными шмотками.

А здесь лес, дичь, множество брусники — затерянный мир Конан Дойля. В сторону Ыджидляги гора круто обрывается вниз, настолько круто, что
непонятно, как тут удерживаются камни. И бульдозерная гора столь же крута в эту сторону. Сразу под осыпью без промежуточных стадий начинается мощный еловый лес. Снежник на соседней вершине оказался узкой полоской, остатком зимнего надува на северном гребне горы. Хребет Яныквотнёр окутан завесой туч. Предстоящий путь к Нёйлентумпу не выглядит трудным, дойдем за пару переходов.

К вечеру подошли к Атертумпу и установили палатки в густой, высокой и сочной траве «яблоневого сада». Поражаюсь наблюдательностью Миши-сана. Вот сейчас он увидел на склоне Атертумпа ступени оседания под действием влаги. В разных направлениях образовалась сеть нагорных террас, еще слабо изученных учеными.

Решили отметить завтрашний день рождения Володи Романенко, недавно переименованного в Феллини. Итог — подарки, поздравления, поцелуи, двойной омлет, торт «Феллини» из печенья, яичного порошка, сухого молока, шоколадных конфет, щавеля и сластилина. Напитки — компот из чернослива, чай, сухое грузинское вино, которое Фил втихушку тащил две недели. Я во всех поздравлениях принимал самое активное участие в заметной, но непривлекательной роли дежурного.

У Атертумпа две вершины. Первая — небольшой, но крутой осыпной конус. Саня обнаружил в туре палку, оставил экспедиционный значок. Вторая, северная — полный антипод, огромный травянистый холм. Какая из вершин выше, сказать трудно. Пологий холм обрывается на север крутым спуском. Я бы сказал, что это элемент 1А категории сложности.

Далее идет лесистая перемычка к горе Хурумпаталы. Вершина характерна наличием нескольких хаотически расположенных валунов, напоминающих торчащие в разные стороны зубы древней старухи.

Гора Сотчемъёльиз вытянута с юга на север. От Торрепорреиза она смотрелась конусом, а от Хурумпаталы — это трапеция, ее верхняя планка слегка наклонена к югу.

После обеда в самом истоке реки Неримъю описали огромную дугу вокруг массива Янгтумпов. Долго искали место под палатку. В здешнем лесу в дефиците вода. Её с трудом нашел наш юный Фредди. Серега освоился — идет все лучше и лучше, становится веселее, активнее и болтливее, чем на велочасти.

СЕРДЦЕ УРАЛА

Только-только заснул, как кто-то разбудил меня. Сон ушел. Меня стали обволакивать проблемы встречи с последующими вспомогательными группами. Как-то осуществят заброску катамаранов на Щугор? Как доставить фотографов к Манараге, если Паша Чечулин отказался их сопровождать? Первая группа сопровождения оказалась совершенно бессмысленной. Они просто прошли по Уралу параллельно нам, да еще сплавятся на нашем судне. Кроме того, после их раскола нам пришлось взять Наташу и Колю Колесниковых из Горячего Ключа на наше довольствие, отчего уменьшилась раскладка продуктов в день на одного человека.

Ворочаюсь с боку на бок, сон не идет ни в какую. Весь вспотел на этом дурацком синтетическом спальнике, некоторые части тела покрылись прыщами. Но это еще и от погоды — виданное ли дело, такая жара все время! Когда я первый раз в жизни пошел в поход с ночевкой 7 июня 1978 года, на тысячу километров южнее был крутой заморозок, а на следующий день — дождь.

До экспедиции в предстартовой суете я мечтал о 24 апреля, потом я мечтал о тех днях, когда мы оставались ввосьмером. Об определенности я мечтаю и сейчас. И еще я думаю о черноморских пляжах, о сентябре, когда мы каждый вечер будем есть мясо и арбузы.

Ходьба до обеда оказалась не такой легкой прогулкой, как надеялись вчера. Скорость движения вниз по ручью невысока из-за его извилистости. В районе, где на карте справа к реке подступает частокол горизонталей, русло ручья прижимается к замшелым мрачным многовековым камням. При переходе к ручью Пашкевож Рафинад ошибся. Он слишком рано забрал вправо, и мы потеряли минут 15. На этот срок пришлось отложить обед. Ответственных решений лучше не принимать незадолго до ночного или обеденного привалов.

Остановились сориентироваться в чудовищных еловых зарослях. Крот, намеревающийся наловить рыбы на завтрашней дневке, на каждом привале отрезает у меня клок волос из головы для изготовления «мушек» к «кораблику», его любимой рыболовной снасти.

На дневку встали в долине реки Укъю на обрывистом бережке высотой в метр-полтора. Как чиста вода в реке, проходящей через географический центр Урала! Окунулся в реку целиком, полежал на ее прохладном галечном дне в неглубоком месте. Всю одежду разложил по дну, придавив камнями — на отмокание. Ревизия показала, что осталось еще очень много всякой одежды для ног, а всего остального маловато.

Дневка — это маленькое счастье: не надо никуда идти, не надо собирать и надевать рюкзак!

С утра было страшно лень что-либо делать, но потихоньку раскочегарились и соорудили отличную баню. К концу работы вошли в раж, даже выложили каменными плитами спуск к реке. Топку, сложенную из камней, расположили среди берез. Высота этого каменного сооружения не меньше метра, примерно такое же оно в поперечнике. После непрерывной трехчасовой растопки выгребли всю золу, обтянули березы полиэтиленом, соорудили крышу. Банька получилась на славу — жар был жуткий, а река в самом ее глубоком месте — как раз напротив выхода — обжигающе холодной.

После бани уха из огромной щуки, пойманной кубанцем Колей Колесниковым — он вновь единственный из рыбаков, кто поймал рыбу.

Во второй половине дня из-за обилия комаров и полуфинала розыгрыша кубка Северного Урала по преферансу сидели в душной палатке. Надо возвращаться к стратегии организации лагерей на продуваемых ветрами речных косах.

Четвертый день побаливает горло. Как-то пощипывает при глотании. Стараюсь не пить воду из ручьев, но это невозможно! Пот на этом Северном Урале струями течет по всему телу. Вот и сегодня с утра было пасмурно, и даже накрапывал дождик, а к обеду распогодилось. Жара и комары, комары и жара!

МАНЬХАМБО — МЕДВЕЖИЙ УГОЛ

У меня с детства обостренное чувство противоречия. Кажется, оно впервые нашло положительное применение. Когда у всех пессимистическое настроение и все представляется в темном цвете, я завожусь и начинаю выискивать положительные моменты в холоде, голоде, дожде и усталости. Сегодня наоборот. Сегодня у всех эйфория после бодрых дообеденных переходов. Я же неожиданно для самого себя начал твердить, что маловато прошли, невысоко поднялись и не все уж столь расчудесно. Вроде слегка удалось спустить всех с небес на землю.

Долина ручья Ыджидъёльвож (странноватое название, так как и «ёль» и «вож» переводятся с коми как «ручей») необычно широка и несравненно проходимее всех виденных нами ранее долин.

На первом переходе встретили свежее костровище и висящие на перекладине «фонарики» (разновидность гетр, надеваемых поверх обуви) кого-то из краснодарцев. Между прочим, я вчера, когда отдыхал на косе, обратил внимание на то, что наш дым стелется очень уж далеко вверх по долине. А не был ли это дым кубанского костра? Но тогда не ночью же они ушли?

Есть смысл придерживаться тех мест, где на картах сорокалетней давности нанесены тропы, потому что, скорее всего, они были проложены по наиболее легкопроходимым долинам.

Самая южная вершина хребта Маньхамбо покрыта редколесьем. Следующая — травянистый холм. Деревянная вышка на вершине. Восточнее — небольшой скальный выход. Повышенный уровень радиации — 32 мкр/час. Крот бережно взял травинки и уложил их в полиэтиленовый мешочек.

Впереди по ходу трапециевидная вершина, от которой на восток отходит лысовато-осыпной хребтик со снежничками. Наверху горы очередная деревянная тренога. Забрались к ней, хотя рациональнее было бы обойти гору слева по ходу. На спуске натыкаемся на фантастическое место для ночевки — идеальная плоская площадка, окруженная островками гнутых елочек и с ручейком, бегущим из большого снежника. И никаких комаров! Отличное место для празднования дня рождения Лени Полянского.

За ужином ведутся беспрерывные разговоры о том, что каждый будет делать после сплава по Щугору. Сегодня мне кажется, что супруги Колесниковы, Миша-сан, Вова Романенко и Владимир Иванович улетают с метеостанции вертолетом. Вторая, но не менее важная для обсуждения тема — гастрономическая — что из продуктов завезут нам на Щугор?

Западнее Маньхамбо с юга на север вытянулся мощный хребет Листовка-Ёль. Если бы он был повыше или стоял посевернее, то на нем в изобилии были бы ледники. Наиболее изрезана северная часть хребта, грозно выглядит крутой кар. Но, вероятно, еще суровее, стеной выглядит хребет из долины Илыча. За следующей вершинкой возвышается гора, стоящая поперек нашего пути. Постепенно выяснилось, что вершина ее — большое плоское плато округлой формы. Здесь немного отклонились к востоку. Это был последний по плану дообеденный переход, но если в его начале то тут, то там попадались и дрова и вода, то к концу они как назло исчезли.

Пришлось идти пятый переход, почти полный, и спускаться с этого плато. В средней части хребет Маньхамбо не столь легко проходим, как в южной. Здесь много мягкого, хватающего за ноги мха, подобного тому, что пледом накрывал Маньпупыньёр.

Хлынул дождь, потом гроза с градом. Укрывались вначале посреди камней в неглубокой седловине. Пока шел дождь, увлеклись спелеологией. Кругом много небольших пещерок. В одной из них кого-то съели — груда костей и шерсти, в другой — подземное озерко площадью до десяти квадратных метров. Да еще в сторону ведет таинственный ход, наполненный водой. Довольно глубоко.

Наконец перебрались под огромную наклонную плиту, грунт под которой уже тысячелетиями не знавал влаги. Холодно... Но чем прекрасны горы, так это своей изменчивостью. Не проходит и пяти минут, как дождь сменяется жарким солнцем. Начинается интенсивное испарение. Последний обрывок тучи пролетает мимо нас и скрывается в долине.

— Красота, фантастика, — говорит Володя Романенко, — надо снимать, надо снимать...

Но не снимает — ждет еще более эффектных кадров — осталось всего десять метров пленки.

Более опытные, чем супруги, дежурные уже приготовили бы обед. Они сначала пережидали дождь, теперь затруднения с мокрыми дровами. Времени три часа, конца обеда не видно. А Саня планировал после обеда еще 4 перехода. Когда же встанем на ночевку?

Сегодня много еды в честь дня рождения нашего Кулинара. На завтрак, несмотря на кажущийся голод, давясь ел какую-то удивительно мерзкую смесь каш. До этого был вкусный сладкий холодный рисовый пудинг. После третьего перехода баловались самодельным сыром. Очень вкусно!

Заметил, что на привалах сегодня почему-то излишне много споров на совершенно пустые темы, причем споров с пеной, к счастью, пока лишь из уголков ртов. Любопытно знать, какие темы? Пожалуйста, сегодня обсуждался вопрос, к какому социальному классу или прослойке относятся профессиональные путешественники, а затем более широко — существуют ли классы вообще.

Да простят меня нью-йоркцы, возвышенность южнее горы Сянькихусап больше всего напоминает Манхэттен после третьей мировой войны — над обширными руинами возвышаются отдельные плоские плиты, торчащие перпендикулярно поверхности земли — немногочисленные уцелевшие небоскребы. Весь Манхэттен своими каменными изваяниями чем-то сродни Торрепорреизу.

Сянькихусап — самая крутая гора на Маньхамбо, она последняя в хребте. К безымянному плато, над которым возвышается невысокий холм Хомсейсори, ведет очень крутой спуск. Перепад высот не более 150 м, но сырые валуны, кое-как лежащие на склоне, и скользкие снежники препятствуют быстрому движению. Восточный склон ведет к живописному ручью, весь правый борт которого забит снегом, снег лежит толстым слоем и в густом хвойном лесу.

— Медведь, медведь! — закричал Фредди, указывая пальцем вниз по склону.

Холеный, с лоснящейся шкурой хозяин Маньхамбо степенно убегал от нас к лесу.

ТУЧИ

От перемычки на плато ведет склон, покрытый в нижней части крупным лесом на замшелых камнях, выше — мелколесье, куртины на противной моховой подкладке. Начались осложнения. Хлынул дождь. Группа растянулась на километр. Одних дождь заставил переждать, других безудержно гнал вперед. Назло нигде не было ни воды, ни подходящей для лагеря площадки. Получился утомительный часовой переход до ручья Хомсейсория. Первый разговор на ночном привале.

Б. Васин А. Коржу: Саша, ты допустил две бестактности по отношению к Владимиру Николаевичу (именно так было сказано — Н. Р.). Ты упрекнул его в отставании и не дал ему отдохнуть. Ты должен извиниться.

Рафинад: Это неправильно, когда 10 идут под дождем, двое его пережидают, а потом 10 их ждут.

Б.В.: Все равно я настаиваю на том, чтобы ты извинился. И зачем надо было гнать?

Рафинад: Выходили норму.

Б.В.: А если бы кто-нибудь поскользнулся и упал бы?

Рафинад: В этом случае лучше сидеть дома.

Б.В.: Ты много на себя берешь!

Рафинад: Имею право!

Б.В.: Прав здесь у меня больше.

Рундквист: Боря, ты не прав!

Миша-сан: Квист, объявляй конец дебатам!

Рундквист: Дискуссия объявляется закрытой.

Боже праведный! Первый дождь вызвал эксцессы! А что было бы, если он шел бы не переставая две недели? А что будет завтра, если он будет лить весь день?

Запись Бори Васина в дневнике: «С сожалением отмечаю, как экспедиция перерождается в заурядный турпоход. Теряются цели, ориентиры. Это не характеризует нас как профессионалов. А небрежное отношение к гостям экспедиции способно свести на нет всякое уважение к нам и желание иметь с нами дело. Насколько вторая половина экспедиции может исправить или дополнить первую часть? Насколько мы в будущем сможем учесть уроки первого опыта? Сможем ли мы сами на себя взглянуть со стороны, не обольщаясь пройденными километрами и затраченными днями?»

Саня попросил меня поставить будильник на 5.00, показав серьезность своих намерений.

Утром впервые был туман. Вылезаю из палатки. Дует ветер. Комаров мало. Мы в облаке. Оно проносится через нас, и на какое-то мгновение, пока не налетело следующее, ярко вспыхивает солнце. Так продолжается довольно долго. Часов до десяти. Пейзажи кругом унылые. Общая пасмурность не поднимает настроения.

Только где-то к четвертому переходу, когда уже перевалили в бассейн Щугора, настроение стало оживать. Впрочем, и погода тоже. А уж на обеде стало просто отлично! Солнечно, ветер. Прямо перед нами десятиметровый скол могучего снежника, обрывающегося к ручью. Снежник создает причудливые фигуры, мосты, пещеры, арки и прочие архитектурные сооружения. Ниже снежников по обоим берегам ручья тянутся чудесные поляны. Над ними борт долины образуют осыпи.

ПО ЩУГОРУ

Вечером не могу вспомнить почти никаких подробностей отдельных переходов. Особенно если по сторонам нет ничего интересного. Сегодня надо дойти до устья Поньи. Там заброска, там группа поддержки Вити Чередника из украинского города
Северодонецка с катамаранами для сплава. Идем берегом Щугора, в основном лесом, бечевника мало. Если отклониться от реки и пытаться срезать ее изгибы — засасывает болото. Погода не слишком веселая, пот течет, комары кусают.

В конце второго перехода дошли до газопровода, проходящего на Ухту севернее горы Ярута. Газопровод обслуживают два человека — гостеприимные мужчина и женщина. Кубанцы ночевали у них и восхищались неподъемными кристаллическими друзами.

Достаточно проложить через Щугор тоненькую артерию газопровода, как на сотни метров в обе стороны от нее исчезает все живое. Наибольший ущерб наносят природе те, кто по роду своей деятельности призваны «покорять» ее. Имею в виду геологов, буровиков, строителей, дорожников и т.д. Еще примеры? Лагерь геологов в устье Марткулемшора — разбитая техника, втоптанные в грязь груды консервных банок, мятые трубы, бочки, поломанные доски, остатки кузовов, покрышки, опилки, тряпки, мешки, бумага. В полусожженных балках переломанные полированные кровати с инкрустацией — классический вид покинутого полевого лагеря на Урале, в Саянах, на Камчатке, в Якутии, где угодно...

Вниз по Щугору от трассы идет ответвление дороги, по-видимому, для поездок на рыбалку. Дорога многократно переходит с берега на берег, долго идет вообще по руслу, так что воспользоваться ей с успехом не удается.

Хорош на пешеходной части Фредди. Он напоминает моего друга и своего учителя Александра Твердого, известного путешественника из Горячего Ключа— постоянно идет первым, удачно маневрирует среди кустов, надежно выбирает путь. Вид у него тот — отрезанные по щиколотки сапоги, одетые на портянки, волочащиеся за ним по земле. Ноги у Фредди насквозь мокрые, и, не разбирая пути, он идет «по зеленой».

Что за чертовщина? Мы шли левым берегом Щугора, а река вдруг оказалась слева от нас. О, да ведь это же Понья! Приятный сюрприз, финиш близок! Мы оказались в узком месте между Поньей и Щугором. Еще полкилометра, и на противоположном берегу Поньи в устье видим сооруженную треногу.

Там записка от Вити Чередника:

«Николай, здравствуй!

Группа северодончан приветствует вас. Наш лагерь ниже по течению на правом берегу. 30 минут хода без рюкзаков. Проход возможен левым берегом. Катамараны собраны, вас перебросим. Трое ребят здесь (имеются в виду краснодарские путешественники, шедшие отдельно от основной группы — Н. Р.), их встретили. Ждем вас.

Чередник Виктор. 10 июня, 15.00».

Спешим, спешим! Вместо обещанных 30 минут без рюкзаков проскакиваем с рюкзаками за 20. Вот они! Нас мгновенно увидели и тут же, словно на такси (хотя нет, такси оперативно никогда не подают), перевозят катамаранами на другой берег.

Прекрасно организованная заброска! Великолепно справились с обеспечением основной группы координаторы Игорь Губернаторов, Володя Казанцев и Серега Симаков! Молодцы северодончане! Они встречают нас обильным жовто-блакитным борщом из свежих овощей и готовыми к сплаву катамаранами. Поход продолжается!

После второго ужина мимо меня озабоченно прошел Леня. Оказывается, продуктов до метеостанции заброшено на 10 человек, а нас тут 19. Щекотливая ситуация. Леня хочет назначить доппаек для участников основной группы. Я предложил, не очень настаивая, поделиться им со всеми. На это Леня сказал, что тогда будет выдавать его в палатке «втихушку». Решили, что Леня объявит о доппайке всем. Нас поняли.

Северодончане тоже, как и кубанцы, не хотят переводить часы и живут по московскому времени. В конце концов нашли компромисс и установили «декретное» время «плюс один к Москве» и подъем дежурного в 6.00. Меня вчистую раскритиковала
основная группа за то, что «пошел на поводу у кубанцев» во введении «декретного» времени. Что ж, это меня порадовало, значит, у моих ребят нет других проблем!

Катамараны хорошие. Баллоны держат воздух намертво, что меня, привыкшего подкачивать их на ходу ртом, приводит в восторг. Но наш экипаж болтает из стороны в сторону. Видимо, мы с Леней неисправимо больны сухопутностью. В верховьях Щугора никаких сколько-нибудь серьезных препятствий нет. Природа здесь поражает прежде всего тем, что растительность мало отличается от пригородов Екатеринбурга или того же Южного Урала на высоте 500—600 м над уровнем моря.

Весь день висит низкая облачность. Ориентирование затруднено, гор вообще не видели. Отдыхаю от впечатлений и информации.

После ужина все собрались в палатке, ожидая доппаек. Оказалось, что он раза в три больше, чем ужин. Сначала фрикадельки рыбные в томатном соусе, по банке на двоих, затем каша «с тараканами» (манная каша с изюмом) и на десерт по полной кружке халвы. Когда обжорство (Леня высказался научно, назвав это восстановительным питанием) закончилось, Фредди решил выйти «подышать». Он долго полз к выходу, а когда дополз, то решил немного отдохнуть. Физиономия у него лоснилась, глаза были полузакрыты от удовольствия. Он выражал полное блаженство.

Северодончане спят вне палатки под кусками полиэтилена. Как они переносят комаров, я не понимаю. К тому же была гроза с дождем. С вечера, разморенный ужином, я не подготовил ни сухих дров, ни плекса (плексигласовые пластины, используемые в качестве сухого горючего), ни котлов с водой, ни спичек. Около часа разводил костер и доводил до кипения пять котлов, а потом разбудил Борю Петренко, который вызвался выполнять функции повара на сплаве.

Наконец, облачность потянулась кверху, и перед нами предстала во всей своей элегантности долина Щугора. «Долина имеет около 12 верст ширины, — читаем у М. Ковальского, — и по ней течет р. Щугор, получающая название у сопки Липка-Урр. Восточная ветвь невысокая, нигде не достигает 3000 фут. Напротив, западная становится постоянно выше и на северной своей оконечности завершается огромною группою, состоящей из Непуты-нёр, Маррай-чяхль и Хосте-нёр. Непуты-нёр у зырян известна под названием Тельпосиз (5190 фут.). Тельпосиз у вершины образует крутые скалистые обрывы, глубокие ущелья: сама вершина острая и изгибается наподобие дуги, внутри которой крутизна более нежели снаружи».

Большой Порог на Щугоре, находящийся десятью километрами выше генерального поворота реки на запад, состоит из нескольких завалов камней. Всего их пять. Наиболее сложный четвертый. Первые три иногда называют ступенями первого порога, а два других самостоятельными порогами. Разведка нагнала страха — все вымокнем, требуется костер, страхующий стоит с веревкой, когда смоет, плыви вперед ногами, и т.д.

Занесли вещи за третий порог, вернулись обратно и поплыли. На первых ступенях помотало, слегка облило и придало уверенности в конечном успехе, потому что не так черт страшен, как его малюют. Наиболее сложное место — сужение русла до 20 м, по краям камни, в центре два мощных валуна, между которыми сливы высотой около одного метра. Перед ним надели каски и спасжилеты. Пошел первый экипаж. На берегу собралось 14 фотографов и кинооператор. Прошли нормально, но далековато от зрителей, что огорчило северодончанина Леню Шматко. Без приключений миновали порог и все остальные.

Напротив метеостанции на берегу Щугора стоит тренога, и вокруг нее бегает какой-то человек. Это фотограф Женя Савенко. Все наши уже здесь. Опять можно сказать, что экспедиция продолжается. Наваливается куча дел и информации.

Травма Бори Добровольского оказалась очень серьезной, и его оперировали в городской больнице Ивделя.

Паша Чечулин в последний момент отказался сопровождать фотографов, предпочтя «делать деньги». Удалось уговорить на его место Андрея Яговкина, но тот, по словам Жени, «собирается их загнать». На месте приходится договариваться о двух рейсах вертолета для фотографов.

Группа Сереги Симакова проутюжила массив Тельпосиза, но на вершину не поднялась из-за гнусной погоды. С этой задачей через пару дней справились северодончане. Пришли долгожданные письма из дома.

Завтра на встречу с нами прибывает один из организаторов экспедиции директор совместного предприятия «Иствел» Павел Туманян.

Просим улетающих кубанцев оставить нам одну из их палаток, они не соглашаются. Страшно лень писать заметки в газеты, но я, избалованный тихим уютом своего кабинета, все же заставляю себя делать это в условиях, когда ветер треплет листы бумаги и не дает сосредоточиться.

Миша-сан из-за болезни улетает. Его «раскулачивают» чуть ли не до трусов. Я претендую на его свежую рубашку и полиэтиленовую накидку от дождя. Очень жаль. Это вторая наша невосполнимая потеря.

— Экспедиция набрала хороший темп, — говорит Миша в прощальном тосте, — теперь, даже если что-нибудь и не свяжется, она по инерции дойдет до Карского моря. Ребята, я желаю вам успеха. Ваш «финиш — горизонт по-прежнему далек...»

После отлета вертолета мы остались наедине с собой, и стало значительно проще. Ловлю себя на мысли, что в последние дни меня угнетала какая-то обязанность перед Владимиром Ивановичем. Я постоянно прикидывал, нравится ли ему то, нравится ли это. Потом мне все надоело, я плюнул и перестал терзаться ответственностью.